Утром, после морских процедур, которые улучшают и без того прекрасное настроение, я пью утренний кофе с товарищем Живковым. Он решил составить мне компанию в надежде услышать что-нибудь «пророческое». Я не обманул его ожидания.
— Товарищ Живков, я не знаю, что повлияло, может здесь у вас место какое-то особенное, или «солнце, воздух и вода», но у меня сегодня был тот самый сон, специфический.
В газете «Комсомольская правда» за 15 апреля 2003 года напечатана статься об открытии для туристов комплекса Беглик Таш и о его чудесных акустических свойствах. Духовые инструменты как-то там резонируют с древними мегалитами, в результате имеет место оздоравливающий эффект.
— Чакай [45] ! Стой! Подожди, не спеши. Я не успеваю, всё-таки русский для меня не родной, — Живков делает рукой останавливающий жест. — Начни сначала и медленно.
— Где-то здесь недалеко от «Перлы» есть мегалитический комплекс. — Я стараюсь говорить размеренно. — Его открыл некий чех по фамилии Иличек ещё в прошлом веке, но исследований там не проводилось. Археологи получат туда доступ только, когда будет снят режим с заповедника и виллы.
— Борис, а давай сегодня сходим сами и посмотрим этот комплекс. Ты же не торопишься, я надеюсь.
— Как мы его найдём? В газете ни координат, ни карты не было. Найти можно только тем, кто знает, где он находится, или с вертолёта. Только отдельные камни выходят на поверхность и сверху его трудно отличить от естественных скальных выходов.
— Жалко! — Живков с досадой хлопает ладонью по колену. — Но ничего, мы направим наших учёных на правильный путь.
Добре! История это, конечно, важно и интересно, но я сейчас вспомнил, что Ванга рассказывала про нашу семью и, кажется, про Чаушеску? Это гораздо актуальнее. Рассказывай, что знаешь. Я вижу, действительно, ты владеешь странным даром.
— Вот тут я ничем не могу вас порадовать. В 1989 году по странам Восточного блока прокатится волна «бархатных» революций. За всеми будет стоять КГБ и лично Андропов. Вас арестуют, обвинив в растрате государственных средств. Ваши противники будут настаивать на расстреле, но более вменяемые предложат ограничиться заключением на пять лет. Поляки, чехи и венгры более или менее спокойно, без перетряхивания грязного белья уволят своих вождей, Кроме вас в тюрьме придётся посидеть Хонеккеру. Но хуже всех придётся Чаушеску. Его расстреляют мятежные части, кажется, в городе Торговиште, причем, вместе с женой. Руководить будут советские и венгерские агенты.
— Какие ужасы ты рассказываешь! — Пожилой мужчина медленно стягивает с носа тяжёлые роговые очки и платочком начинает протирать несуществующие пылинки. Минут пять он сидит в задумчивости. — С Югославами всё понятно. При таком развитии событий они быстро перекрасятся и станут обычной капстраной. А в Албании как будут идти дела?
— Не угадали, товарищ Живков, — не весело усмехаюсь я. — С Югославией всё будет хуже, чем везде. Страна распадётся на несколько частей, и несколько лет там будет идти кровопролитная гражданская война. На стороне хорватов выступит НАТО и сначала сербские анклавы отгеноцидят, а позже и по Сербии вдарят.
Про Албанию ничего не могу сказать. После смерти Мао власти этой маленькой страны перешли к политике полной самоизоляции и про них ничего мне не попадало. Если что-то будет, то я могу через Людмилу вам передавать.
— Это хорошо! Значит, она оставила вам свой телефон? Она очень умная девушка, знает, что мои номера на постоянном контроле. Кстати, какова судьба её и её детей.
— Я рассказал ей то, что видел во сне ещё дома. Только я боюсь, что Людмила может не прислушаться к моим прогнозам. Чувство долга возобладает над чувством самосохранения и она не убережётся. Я думаю, было бы хорошо, если бы вы как отец, как глава партии и государства настояли на её прикрытии в 1981 году.
— А что случится, если этого не делать?
— Официально — смерть от инсульта в резиденции «Бояна» 21 июля 1981 года. Неофициально — происки спецслужб, которые начали её травить малыми дозами, что и привело к состоянию похожему на инсульт.
— Какой смысл её убивать? Девочка же вне политики. Самосовершенствование, раннее развитие детей, культура в массы, всё очень даже вписывается в программу строительства коммунизма.
— Это с точки зрения отца. А с точки зрения маразматиков из политбюро всё это заигрывание с чуждой идеологией, потакание сектантству и всяким идеалистическим течениям, что приводит в лагерь империалистических наймитов.
— О, боже мой! Какая чудовищная чушь! — вдруг вырывается возглас у главы БКП. — Хотя риторику не узнать трудно. Так ведь и формулировали в далёкие тридцатые годы. Что же ты ей присоветовал?
— Найти похожую на неё женщину. Организовать в конце 1980 года экспедицию по Гималаям. Раструбить по всем каналам, что Людмила Живкова едет искать, ну например, Шамбалу. Торжественно при массовом стечении публики проводить экспедицию. Сама же Людмила в это время может пожить инкогнито в каком-нибудь монастыре или закрытом санатории. В 1982 году в СССР начнутся перестановки, и никому не будет никакого дела до культуры, мистиков, Людмилы Живковой и Болгарии вообще.
Спасибо за заботу о дочке. Я думаю, что пока ты будешь жить в Болгарии, ты сможешь придумать что-нибудь и получше. Давай пока на этом остановимся. Сейчас я вызову машину и тебя капитан отвезёт туда откуда забрал. Остальное пусть идёт, как мы вчера договорились.
Крепкое рукопожатие завершает нашу утреннюю беседу. Я поднимаюсь в свой номер, забрать сумку и через пять минут уже выкатываюсь из ворот резиденции «Перла». Ещё час и вот он — Обзор.
ГЛАВА 17. В КРОВАТИ БЫЛО ВЕСЕЛО И ШУМНО
— О-о-о-о! Борька вернулся! — меня встретил визг обрадованных девчонок, когда я появился во дворике маленького домика на улице Ивана Вазова, дом 15. Именно так было написано в записке, которую мне отдали в администрации кемпинга. На всё той же голубой «Лянче», раскалённой как мартеновская печь, я доехал до утопающего в густых зарослях бересклета и винограда, невысокого белого домика под красной черепичной крышей.
Девочки, заметив моё появление, издали боевой визг и кинулись на встречу. Ленка с разбегу кинулась мне на шею, обдав ароматом горячего девичьего тела, вымоченного в морской своде. Миг и её сладкие от арбуза губы сливаются с моими.
— Вы тут на арбузы налегаете? Мне, надеюсь, оставили? А то у этих глав государств только кофе вёдрами пьют.
— Там в саду такая шикарная беседка, тенистая, с цветочками, мы там сидим, жару пережидаем. Про тебя разговариваем. — Ленка чуть отстраняется и заглядывает мне в глаза со значением.
— Интересно, о чём это вы без меня обо мне сплетничаете?
— Ты же понимаешь, что после позапрошлого вечера у нас уже нет секретов. Мы поэтому и в домик решили перебраться. В палатке всё-таки такими вещами заниматься и тесно, и жёстко. А тут мы сняли целую комнату метров пятнадцать. Коек, правда, всего две, но нам больше и не надо. Правда, ведь?
— Ну, вы, блин, даёте! — я даже удивился такой скорости развития событий. — Секс — это прекрасно в любых сочетаниях, но спать тоже надо. Да и не хотелось бы, чтобы ты залетела.
— Не ворчи, как старый дед, домой приедем и выспимся, а здесь будем резвиться и развлекаться. И не бойся, не залечу. Мне мама, — она перешла на шёпот, — такие таблетки дала, называются «ановлар». Очень дефицитные, их из Венгрии привозят. Я их пью постоянно. Там сложный график, но выдерживаю.
Кстати, надо у наших друзей спросить, может здесь в Болгарии они свободно продаются. Я тогда на все деньги этих таблов привезу. Вот мама обрадуется. Ладно, это всё потом, что мы тут стоим? Пошли уже арбуз лопать! Димка — мастер выбирать. Он вчера такой сладкий притащил, я раньше таких даже не пробовала.